Моссад. Тайная война  - Леонид Млечин

После Первой мировой войны в относительно благополучную Францию хлынуло огромное количество иммигрантов — в основном, из Центральной и Восточной Европы, а также из бедных Испании и Италии.

В 1930 году во Франции было три с половиной миллиона иностранных рабочих. Большая часть из них шла за коммунистами. Со времен Великой французской революции немцам было известно, что они могут найти убежище у соседей. Во Францию уезжали поколения немецких инакомыслящих — от Карла Маркса до Генриха Гейне. Левые партии, церкви и благотворительные организации охотно помогали беженцам.

В первые же месяцы после прихода нацистов к власти во Францию бежало двадцать шесть тысяч человек. А всего из Германии во Францию до начала войны уехало примерно сто пятьдесят тысяч эмигрантов, большинство, правда, двинулись дальше.

Но накануне войны симпатии к ним и готовность помогать быстро испарились. Власти видели в каждом беженце потенциального немецкого агента, «пятую колонну». Французские националисты считали немецких эмигрантов подрывными элементами. К тому же значительное число беженцев были евреями, а антисемитизм был распространен во всех социальных слоях Франции.

Даже находившиеся в Лондоне французы, которые объединились вокруг де Голля, придерживались молчаливого соглашения: как можно меньше говорить о евреях. Гитлеровская пропаганда утверждала, что мировая война навязана миру евреями. Самый простой способ опровергнуть это состоял в том, чтобы не упоминать о евреях: за Францию сражались французы. Аналогично поступали и американцы с англичанами.

Проведенный после освобождения Франции опрос общественного мнения показал, что больше половины французов не склонны судить Петена. Основная масса французов не считала маршала предателем, каковым он был для участников Сопротивления. Французам была дорога память о славном прошлом, о великом человеке, который, по их мнению, принес себя в жертву ради того, чтобы избавить народ от лишних страданий.

Французы были несчастны. Они нуждались в мифах.

Больше тысячи осужденных коллаборационистов де Голль помиловал — всех женщин, почти всех шахтеров и тех чиновников, кто просто подчинился официальному приказу в ситуации, когда неподчинение грозило смертью. Но и для остальных тюремное заключение оказалось недолгим. Последние коллаборационисты вышли из тюрьмы по амнистии 1953 года…

Вот после этого судья и подал в отставку. Ему было стыдно за своих соотечественников, которые не смогли ни защитить французских евреев, ни признать свою вину.

Каждый четверг в его хлебосольном доме обедал министр иностранных дел. В этот раз судья, отступив от привычного ритуала, позволил себе дать совет своему другу. Он знал, что министр был решительным противником продажи Израилю оружия — по одной простой причине: Франции не стоит ссориться с арабским миром.

Судья сказал своему другу, что тот не прав. Франция не должна вести себя таким образом. Исторические ошибки и преступления нужно исправлять. Министр внимательно отнесся к словам судьи. Если на свете и был человек, к которому прислушивался министр, то это был судья…

Переговоры с французами неизменно вел Шимон Перес. Он вновь и вновь поражал своей способностью добиваться во Франции того, что казалось невозможным.

Перес подружился с французским министром обороны. У него сложились также неплохие отношения с премьер-министром Ги Молле и министром иностранных дел Кристианом Пино. Шимон Перес мог разговаривать с ними откровенно и добивался некоторого облегчения финансовых условий поставок.

Должность Шимона Переса формально была невысокой — генеральный директор Министерства обороны. Но, как уже говорилось, все знали, что фактически — он человек номер один в министерстве, потому что обязанности министра исполнял сам премьер-министр Бен-Гурион. Решения по важнейшим вопросам он принимал в одиночку, а все остальное передоверил Пересу.

Бен-Гурион предоставил большие права начальнику Генерального штаба, который получил почти полную автономию в чисто военных делах. Зато внутри Министерства обороны всем управлял генеральный директор, занятый вооружением армии.

Премьер-министр поручил Пересу покупать оружие за границей и создавать собственную военную промышленность.

На первые серьезные переговоры в Париже Бен-Гурион отправил ему в помощь начальника Генерального штаба Моше Даяна. Они с Пересом были любимцами Бен-Гуриона, один — военный, другой — штатский. И к Бен-Гуриону они часто приходили вместе, докладывая каждый о своем.

Моше Даян и Шимон Перес отправились в Париж тайно. Они надеялись договориться о поставках современного оружия, которые могли бы компенсировать поток советских танков и самолетов, прибывающих в Египет.

В Париже Даян и Перес остановились в гостинице и старались вести себя незаметно. Днем они вели напряженные переговоры, а в один из свободных вечеров решили пойти в ночной клуб на Монмартре, но изысканный стриптиз их не вдохновил: мысли были заняты другим. Они зашли в бистро выпить кофе и вдруг услышали слова на иврите: «Смотри-ка, ребята, кто тут сидит! Моше Даян и Шимон Перес! Наверное, они затеяли что-то секретное, раз Даян в темных очках».

Перес рассмеялся: вся их конспирация рухнула в один момент. Но узнавшие их израильтяне оказались не болтливыми. Французские газеты так и не узнали о приезде Даяна и Переса в Париж.

Бен-Гурион отправил Даяна на переговоры во Францию не только потому, что тот возглавлял Генеральный штаб.

Моше Даян лишился глаза во время Второй мировой войны — в ходе совместной операции с солдатами генерала де Голля из «Свободной Франции». Черная повязка, пересекавшая лицо Даяна, была постоянным напоминанием о боевом прошлом и принесенных жертвах.

Во время боя на реке Литани молодой Моше Даян, глядя в бинокль, искал огневые точки врага. Только он обнаружил место, откуда противник вел интенсивный автоматный огонь, как вражеская пуля попала прямо в бинокль.

Осколки линзы и металла впились ему в левый глаз. Он был ранен еще и в руку. В госпитале Даян спросил врача, что с ним будет.

— Две вещи я могу сказать точно, — ответил доктор. — Вы потеряли глаз, но жить будете. Что мне не ясно: это что происходит с вашей головой, в ней много осколков.

Сначала Даян надеялся, что сможет скоро вернуться к армейской службе, но лечение затягивалось. Он уехал в Иерусалим, где жил в доме родителей жены, которая была беременна, и каждый день ходил в глазную клинику. Осколки, засевшие в голове, стали причиной сильнейших головных болей. Пальцы пострадавшей руки были парализованы.

Он считал, что военная служба для него закончилась. Моше Даян еще не знал, что его ждет блестящая военная карьера, которой не повредит ни потерянный глаз, ни черная повязка, пересекающая лицо…

К счастью для Даяна, на первом этаже родительского дома жил Реувен Шилоах, который руководил специальными операциями политического отдела Еврейского агентства. Это был прообраз израильской разведки. Реувен заходил проведать раненого солдата и однажды предложил ему работу. Это решило главную для Даяна проблему — как кормить семью.